Рафаэль Сабатини
Одиссея Капитана Блада
это своему дяде и засвидетельствовать ему свое почтение. Ты поедешь с шестью
гребцами-испанцами, из которых сам отберешь наименее -- болтливых, а я,
знатный испанец, освобожденный вами на Барбадосе из английского плена, буду
сопровождать тебя. Если я вернусь живым и если ничто не помешает нам
беспрепятственно отплыть отсюда, дон Диего останется жить, так же как и все
вы. Но если случится какая-либо неприятность, то бой с нашей стороны, как я
уже сказал, начнется выстрелом вот из этой пушки, и твой отец станет первой
жертвой схватки.
Он умолк. Из толпы его товарищей послышались возгласы одобрения, а
испанские пленники заволновались. Эспиноса-младший, тяжело дыша, ожидал, что
отец даст ему какие-то указания, но дон Диего молчал. Видимо, мужество
покинуло его в этом жестоком испытании, и он предоставлял решение сыну, так
как, возможно, не рискнул советовать ему отвергнуть предложение Блада или,
по
всей вероятности, посчитал для себя унизительным
убеждать
сына
согласиться с ним.
-- Ну, хватит! -- сказал Блад. -- Теперь тебе все понятно. Что ты
скажешь?
Дон Эстебан провел языком по сухим губам и дрожащей рукой вытер пот,
выступивший у него на лбу. Он в отчаянии взглянул на отца, словно умоляя его
сказать что-нибудь, но дон Диего продолжал молчать. Юноша всхлипнул, и из
его горла вырвался звук, похожий на рыдание.
-- Я... согласен, -- ответил он наконец и повернулся к испанцам. -- И далее