Рафаэль Сабатини

Одиссея Капитана Блада

заставил себя ответить спокойно: -- Я хочу сказать одно: если мы потеряли много людей, то для общего же дела. Оставшиеся в живых скажут, что будет не по чести менять теперь условия дележа... Пайк привел и другие доводы. Он напомнил Истерлингу существующий в "береговом братстве" обычай, согласно которому каждые двое его членов по обоюдному согласию являются как бы компаньонами и наследниками друг друга. Уже по одному этому многие из его команды, потерявшие своих компаньонов, будут считать себя обманутыми, если изменятся условия дележа и они лишатся причитающейся им доли наследства. Истерлинг слушал его, погано осклабившись, потом нахмурился. -- А что мне за дело до твоей паршивой команды? Я -- ваш адмирал, и мое слово -- закон. -- Вот это верно, -- сказал Пайк. -- И словом твоим скреплен договор, который мы с тобой подписали. -- К дьяволу договор! -- зарычал капитан Истерлинг. Он вскочил -- огромный, как башня, почти касаясь головой потолка каюты, угрожающе шагнул к Пайку и произнес с расстановкой: -- Я уже сказал: после того как мы подписали этот договор, обстоятельства изменились. Мое решение поважней всяких договоров, а я говорю: "Велиэнт" может получить десятую долю добычи, и все. И советую тебе соглашаться, пока не поздно, а то знаешь, как говорится: никогда не зарься далее