Рафаэль Сабатини
Одиссея Капитана Блада
заставил себя ответить спокойно:
-- Я хочу сказать одно: если мы потеряли много людей, то для общего же
дела. Оставшиеся в живых скажут, что будет не по чести менять теперь условия
дележа...
Пайк привел и другие доводы. Он напомнил Истерлингу существующий в
"береговом братстве" обычай, согласно которому каждые двое его членов по
обоюдному согласию являются как бы компаньонами и наследниками друг друга.
Уже по одному этому многие из его команды, потерявшие своих компаньонов,
будут считать себя обманутыми, если изменятся условия дележа и они лишатся
причитающейся им доли наследства.
Истерлинг слушал его, погано осклабившись, потом нахмурился.
-- А что мне за дело до твоей паршивой команды? Я -- ваш адмирал, и мое
слово -- закон.
-- Вот это верно, -- сказал Пайк. -- И словом твоим скреплен договор,
который мы с тобой подписали.
-- К дьяволу договор! -- зарычал капитан Истерлинг.
Он вскочил -- огромный, как башня, почти касаясь головой потолка каюты,
угрожающе шагнул к Пайку и произнес с расстановкой:
-- Я уже сказал: после
того
как
мы подписали этот договор,
обстоятельства изменились. Мое решение поважней всяких договоров, а я
говорю: "Велиэнт" может получить десятую долю добычи, и все. И советую тебе
соглашаться, пока не поздно, а то знаешь, как говорится: никогда не зарься далее