Рафаэль Сабатини

Одиссея Капитана Блада

выжил, несмотря на постоянный голод, изнуряющую работу под жестокими лучами тропического солнца и плети надсмотрщика. Отчаяние притупило в нем все чувства, и он медленно превращался в животное. Лишь чувство человеческого достоинства еще не совсем угасло в Питте. Ночью, когда Блад изложил план бегства, молодой человек словно обезумел. -- Бегство! О боже! -- задыхаясь, -- сказал он и, схватившись за голову, зарыдал, как ребенок. -- Тише! -- прошептал Блад. Его рука слегка сжала плечо Питта. -- Держи себя в руках. Нас запорют насмерть, если подслушают, о чем говорим. Одна из привилегий, которыми пользовался Блад, состояла также в том, что он жил теперь в отдельной хижине. Она была сплетена из прутьев и свободно пропускала каждый звук. И хотя лагерь осужденных давно уже погрузился в глубокий сон, поблизости мог оказаться какой-нибудь слишком бдительный надсмотрщик, а это грозило непоправимой бедой. Питт постарался взять себя в руки. В течение часа в хижине слышался едва внятный шепот. Надежда на освобождение вернула Питту его прежнюю сообразительность. Друзья решили, что для участия в задуманном предприятии следует привлечь человек восемь-девять, не больше. Из двух десятков еще оставшихся в живых повстанцев, которых купил полковник Бишоп, предстояло выбрать наиболее подходящих. Было бы хорошо, если бы все они знали море, но таких людей насчитывалось всего лишь двое -- Хагторп, служивший в королевском военно-морском флоте, и младший офицер Николае Дайк. И еще один -- артиллерист, по имени Огл, знакомый с морем, -- также мог стать полезным спутником. Договорились, что Питт начнет с этих трех, а затем завербует еще человек шесть -- восемь. Блад советовал Питту далее