Рафаэль Сабатини
Одиссея Капитана Блада
выжил, несмотря на постоянный голод, изнуряющую работу под жестокими лучами
тропического солнца и плети надсмотрщика. Отчаяние притупило в нем все
чувства, и он медленно превращался в животное. Лишь чувство человеческого
достоинства еще не совсем угасло в Питте. Ночью, когда Блад изложил план
бегства, молодой человек словно обезумел.
-- Бегство! О боже! -- задыхаясь, -- сказал он и, схватившись за
голову, зарыдал, как ребенок.
-- Тише! -- прошептал Блад. Его рука слегка сжала плечо Питта. -- Держи
себя в руках. Нас запорют насмерть, если подслушают, о чем говорим.
Одна из привилегий, которыми пользовался Блад, состояла также в том,
что он жил теперь в отдельной хижине. Она была сплетена из прутьев и
свободно пропускала каждый звук. И хотя лагерь осужденных давно уже
погрузился в глубокий сон, поблизости мог оказаться какой-нибудь слишком
бдительный надсмотрщик, а это грозило непоправимой бедой. Питт постарался
взять себя в руки.
В течение часа в хижине слышался едва внятный шепот. Надежда на
освобождение вернула Питту его прежнюю сообразительность. Друзья решили, что
для участия в задуманном предприятии следует привлечь человек восемь-девять,
не больше. Из двух десятков еще оставшихся в живых повстанцев, которых купил
полковник Бишоп, предстояло выбрать наиболее подходящих. Было бы хорошо,
если бы все они знали море, но таких людей насчитывалось всего лишь двое --
Хагторп, служивший в королевском военно-морском флоте, и младший офицер
Николае Дайк. И еще один -- артиллерист, по имени Огл, знакомый с морем, --
также мог стать полезным спутником. Договорились, что Питт начнет с этих
трех, а затем завербует еще человек шесть -- восемь. Блад советовал Питту далее