Рафаэль Сабатини
Одиссея Капитана Блада
во рту горький привкус. Внезапно страшная догадка сверкнула в его мозгу, и в
глазах отразился испуг. Он снова схватил бурдюк и понюхал вино, громко,
точно собака, втягивая ноздрями воздух. Лицо его посерело, расширенными от
ужаса глазами он уставился на Питера Блада и сдавленным голосом выкрикнул
одно-единственное слово:
-- Манзанилла!
Схватив бурдюк, он швырнул его в распростертое на полу мертвое тело,
изрыгая чудовищную брань.
А в следующее мгновение он уже скорчился от боли, схватившись руками за
живот. Забыв о Бладе, обо всем, кроме сжигавшего его внутренности огня, он
собрал последние силы, бросился к двери и пинком распахнул ее.
Это усилие, казалось, удесятерило его муки. Страшная судорога согнула
его тело пополам, так что колени почти уперлись в грудь, и сыпавшаяся с его
языка брань перешла в нечленораздельный, звериный вой. Наконец он рухнул на
пол и лежал, обезумев от боли, извиваясь, как червяк.
Питер Блад угрюмо смотрел на него. Он был потрясен, но не озадачен. К
этой загадке, собственно, не требовалось подбирать ключа -- единственное
членораздельное слово, произнесенное Сэмом, полностью проливало на нее свет.
Едва ли еще когда-нибудь возмездие столь
своевременно и быстро
настигало двух преступных негодяев. Каузак подбавил в вино сок ядовитого
яблока, раздобыть который ничего не стоило на Тортуге. Желая отделаться от
своего компаньона, чтобы ударить по рукам с капитаном Бладом и забрать себе
весь выкуп, он отравил сообщника в ту минуту, когда сам уже пал от его руки.
Острый ум капитана Блада выручил его и на этот раз из беды, однако в далее